Под знаменем Воробья - Страница 33

— Спасибо за предупреждение, мастер Энгер, но я, пожалуй, соглашусь служить монастырю. В карманах гуляет ветер — и значит раздумывать нечего.

Управляющий уставился мне в глаза (вернее, в тень под капюшоном), помолчал с минуту и заявил:

— Ежели дело только в этом — то я могу открыть вам кредит. Или одолжить некоторую сумму — как пожелаете.

— Еще раз спасибо. Но мы не можем воспользоваться вашим великодушным предложением.

— Ну коли так… Я пошлю за этим попом — поговорите с ним. Он собирается нанять несколько десятков солдат, во главе с каким-нибудь сержантом подешевле, — Энгер ухмыльнулся, — он желает всего подешевле… Так я скажу ему, что вы — командир с опытом. Остальных солдат наберете сами, я помогу…

— Да, я согласен — если вы поможете. Пойду предупрежу своих.

— Предупредите. Потом возвращайтесь ко мне — я вызову попа сюда… И берегите девочку, мастер Воробей.

На переговоры я позвал с собой Никлиса, чтобы было с кем советоваться. Попик оказался маленьким, толстеньким и вертлявым субъектом, немного напомнившим мне Проныру. Он сразу же заявил, что платить собирается по минимуму.

— Ибо вам предстоит защищать правое дело и послужить к пользе нашей святой матери-церкви, — назидательно поднял клирик свой пухлый палец, — и в итоге вашей службы каждый получит отпущение грехов. Полное и бесплатное отпущение грехов!

Бедный маленький попик — он, кажется, всерьез полагал, что отпущение может компенсировать нам отсутствие денег.

— А что вы понимаете, отец, под минимальной оплатой? — все же поинтересовался я.

Он понимал один грош в день на рыло и кое-какая премия в конце. Никто здесь не взялся бы меньше чем за пять — даже сейчас. Пришлось объяснить попу, что если я приму такие условия, меня вышибут из гильдии — за демпинг и развал рынка.

— Защита правого дела и отпущение грехов нас интересуют меньше всего, — объявил я, — а из всех благ святой матери-церкви нас интересуют только ее денежки. Поговорите об этом с моим помощником.

Я натравил на попа Никлиса и оставил их в полной уверенности, что мой «землячок» выжмет из клирика гораздо больше, чем тот сам пока что считает допустимым… Скоро он изменит свои представления о «минимальной плате» — или я не знаю Никлиса.

* * *

Вечером здесь у него заботы
Ведь униженье — его работа
Но посмеется последним наш
Невидимый герой

В.Самойлов

Коклос Пол-Гнома осторожно выглянул из-за гобелена — ну да, так и есть. Алекиан под ручку со своей герцогиней брел куда-то, скорее всего — и сам не зная куда… Брак не убил этой романтической любви, этой страсти, «закаленной в горниле Альдийской войны». И как бы Коклос не издевался над чувствами своего сеньора — это отнюдь не уменьшало привязанности Алекиана к жене. Более того, герцог Гонзорский сильно изменился. И отнюдь не в лучшую сторону, по мнению шута. Если раньше он целиком и полностью доверялся суждениям своего «дурака», то женившись тут же заявил карлику, что он теперь совершенно взрослый мужчина и собирается жить своим умом.

Своим умом! Как бы не так! Став «совершенно взрослым», Алекиан перестал жить по подсказке Коклоса и стал жить по подсказке своей Санеланы. А она, эта пухленькая провинциалочка, тихоня и скромница… Она крепко держала не только супруга, но и весь Гонзорский двор в своих ручках — и ручки не дрожали…

Вот она — прошла со своим Алекианом… Смотрит ему в глаза, семенит за своим долговязым сокровищем, вроде как старается не отстать, попасть в такт с его ходулями… У-у-у… Коклос нахмурился, еще раз глянул вслед парочке, поглощенной счастьем, и вновь нырнул в свое убежище. После того, как герцог женился, влияние и вес шута при дворе стремительно пошли на убыль, того и гляди распоследние челядинцы станут пинками под зад потчевать… Коклос тяжело вздохнул, сидя в своем укромном уголке — он вновь, как когда-то в Валлахале, начал привыкать прятаться в нишах, пыльных закоулках и всевозможных щелях. Где вы, блаженные времена, когда его шуток страшились даже важные надутые сеньоры? Где счастливые денечки альдийского плена, когда сам король-демон всегда был рад его остротам, неизменно величал «принцем» и велел так же поступать всем слугам? Где вы, хмурые альхелльские повара — ворчуны с небритыми рожами, с мохнатыми руками, торчащими из-под закатанных рукавов грязноватых одежд… Коклос вспомнил, как он блаженствовал на кухнях Альхеллы с позволения мудрого демона. Да, бывали времена…

Карлик печально сплюнул и облизнулся. Ну а почему бы и нет? Почему это, собственно говоря, его высочество «принц Коклос» не может отправиться на кухню и потребовать чего-нибудь вкусненького? Да, решил шут, пора начать приучать поваров уже сейчас — пока его влияние при дворе еще не истаяло окончательно, ибо потом будет поздно. Приняв это мудрое решение, Коклос отправился на кухню, отправился требовать — но по привычке он крался боковыми галереями и пыльными закутками, стараясь никому не попасть на глаза.

Дверь из внутреннего дворика на кухню была слегка приоткрыта, из-за нее струился парок и несло вкусным. Карлик подкрался поближе, затаился и прислушался — старший повар что-то рычал, не иначе, как распекал какого-нибудь нерадивого поваренка.

— Не будем спешить, — предложил сам себе Коколос, — мы собираемся требовать у старшего повара ленную дань, принадлежащую нам согласно феодальному праву. Однако он не в духе и может сгоряча нам отказать. А также может чем-нибудь запустить или треснуть. Мы, конечно, ловко увернемся, сбежим — а потом подстроим так, что повара сурово покарают. Хорошо ли это?